Это было еще в Ленинграде, в середине 80-х. Ехал я в маршрутке на Васильевский.
На сиденье рядом бушевал ребенок, лет шести. Его мама безучастно смотрела в окно, не реагировала. А он дергал и дергал ее за рукав.
За окном проплывали деревья, дождик моросил, серо было, ну, Ленинград! Ребенок что-то требовал или что-то утверждал. И тут вдруг она как развернется от окна к нему, как дернет его за руку на себя и как прошипит ему:
— Что ты хочешь от меня?! Он запнулся.
— Что ты хочешь, я тебя спрашиваю?! Да ты вообще знаешь, кто ты такой?! Ты никто! Понял?! Ты никто-о! — она это выдохнула ему в лицо, просто выплеснула.
Мальчик смотрел на нее, и мне показалось, у него дрожит голова. Или это я дрожал. Почувствовал, как потеет спина. Помню первую мысль:
— Неужели это она ему говорит?! О ком она думает в этот момент?! — Видеть тебя не могу, — прошептала она.
— Ты же убила его! — сказал я, но никто меня не услышал. В маршрутке, как ни в чем не бывало, продолжали дремать люди.
Я сидел, не шевелясь. А мальчик не плакал. Она отбросила его руку и снова развернулась к окну. Он уже не бушевал, притих, как-то сразу. Смотрел в разорванную спинку сиденья напротив и молчал.
А у меня было желание встать и при всех, вот сейчас просто разорвать ее на части! Сказать ей: — Это ты б… последняя! Это ты никто! Ты же убила его! Клянусь, я бы сделал это!.. Мальчик сдерживал меня. Я закрыл глаза, стал глубоко дышать, чтобы успокоиться как-то. А когда открыл их, увидел конфету.
